И все таки… Порядочные мужчины не бросаются так на первую встречную. Не исключено, что он немного сексуально озабоченный. Как все итальянцы. Вообще южные народы гораздо темпераментнее северных. Это, наверное, объясняется наличием солнца в крови и специй в еде.
Он что-то кричит Цирилу и бросает трубку. Медсестра улыбается.
— Ты его ругаешь? — спрашивает она. Теперь левая рука у Алессандро свободна, и он ласкает ее ногу.
— Ругаю, — мягко соглашается Алессандро, целуя ее в грудь. — Сегодня ночью он не смог найти нужную мне женщину.
— А говорил, что будешь утром ждать меня.
Она его даже не упрекает. Ей, видимо, все равно, с кем он еще проводит время, и только ленивое любопытство заставляет ее задавать вопросы.
— Конечно, тебя.
Он, продолжая целовать ее грудь, снимает бюстгальтер. Меня он так не целовал, вспоминаю я с возмущением. Он начинает возиться с ее юбкой. Но она сама поворачивается, помогая ему. Какое бесстыжее поколение идет нам на смену!
— Это была моя знакомая, — я с ужасом слышу, что он говорит обо мне. — Он должен был ее найти и не нашел.
— Значит, ты хотел, чтобы он привез ее к тебе вместо меня?
Эта дурочка изображает ревность, продолжая раздеваться. Хоть бы остановилась на секунду.
— Ни в коем случае! — хохочет Алессандро. — Это старая дева с мозгами коровы, которая никому не нужна.
Господи, и это он говорит обо мне! Какая же я старая дева, у меня сын есть. И муж был. Да и сам Алессандро мог убедиться, что я не девственница.
Но он продолжает:
— Она приехала из России. Этакий неуклюжий мешок с обвисшими грудями и большой задницей…
Это невозможно слышать! Сейчас выйду и надаю ему пощечин.
— Она считает себя сексуально привлекательный, — смеется это чудовище, — думает, что может нравиться мужчинам. Вчера она отправилась в магазины и накупила себе дорогого белья на тысячу долларов…
Только на триста. Хотя… если прибавить платье. И сумочку. И обувь. И этот тип еще смеет издеваться! Но он продолжает:
— Эта старая дура думает, что если нацепит на себя платье от «Шанели», то станет привлекательной, — Алессандро хохочет. — Она даже не умеет вести себя в постели. Пугается каждого движения и стонет, как павиан.
Скотина. Это он говорит обо мне! Ну и дрянь!
— Она может побеждать на конкурсах сексуально озабоченных бабушек, — продолжает давиться от смеха Алессандро.
Он сбрасывает с себя халат и предстает перед девицей абсолютно обнаженным. После чего поворачивает ее, и оказывается у нее за спиной. Не могу на это смотреть! Все мужчины — раз и навсегда — сволочи! Настоящие сволочи.
Никому нельзя верить!
— Значит, тебе нужна старая дева, — говорит она, изгибаясь и наслаждаясь.
— Надеюсь, ты не такая.
Он дергается, и она дергается вместе с ним. И оба хохочут. Смеются надо мной.
Если бы в этот момент у меня было оружие, я бы его убила! Хорошо, что у меня ничего не было. Но я вынуждена стоять и ждать. Отвратительное зрелище совокупления двух животных. Вообще в сексе есть что-то недостойное, гадкое, мерзкое. Люди уподобляются козлам или собакам. Никогда не думала, что так противно смотреть на это со стороны. И как можно получать от секса удовольствие! Если я расскажу, как извращенно они себя вели, ни один редактор не пропустит мою рукопись. Я возненавидела мужчин раз и навсегда, увидев Алессандро с этой глупой и похотливой медсестрой.
Наконец эта пытка закончилась и она начала одеваться. Я испуганно подумала, что они захотят принять душ, но напрасно — этим животным не нужно было ничего подобного. Они оделись, и он пошел следом за ней, очевидно, принимать какое-то лекарство. Или ему должны были сделать рентген, чтобы убедиться в отсутствии внутренних повреждений. На лице у него был заметен синяк, но я бы поставила ему еще один, побольше.
Когда они вышли, я почувствовала, что у меня дрожат руки. Мерзавец, подонок, негодяй! Как он мог так обо мне говорить! А я ему так верила. Мне он казался идеалом мужчины. И вдруг такой поворот. «С мозгами коровы». Это он говорил про меня! «Неуклюжий мешок с обвисшими грудями и большой задницей».
Какая мерзость! Я подняла свою сумку и чуть на закричала от злости. Ненавижу всех мужчин! Чтобы они все сдохли! Все мужчины на свете! Господи, сделай так, чтобы они все сдохли…
Хотя нет. Не нужно. Беру свои слова обратно. Кое-кто пусть сдохнет, а некоторые пусть останутся. Среди будущих мужчин есть и мой сын. Надеюсь, он вырастет порядочным человеком и не будет обращаться с женщинами, как этот итальянский прохвост. Макаронник. Плейбой чертов.
Взяв сумку, я выхожу из его палаты. Ноги моей больше здесь не будет! И из-за этого мерзавца я потратила столько денег! Платье от Шанель, обувь, сумочка, белье. А он еще смеялся над моим бельем. Чтобы он сдох! Как он смеет надо мной смеяться?!
С трудом сдерживаюсь, чтобы не найти этого типа и не выложить ему все, что о нем думаю. Не нужно. Я накажу его презрением. Соберу свои вещи и уеду из Ниццы. Чтобы никогда больше его не видеть. Никогда в жизни. Я спускаюсь вниз и чувствую, как меня трясет от ненависти и злости. Даже не потому, что он оказался таким подлецом. Вы бы видели его лицо, когда он гладил грудь этой проститутки-медсестры. Было видно, что она его не очень волнует. А обо мне он говорил со смехом, как говорят о городских сумасшедших — без злости и жалости.
У меня на глазах слезы. Как я могла так обмануться?! Как я могла ему поверить?! Я надеваю очки, чтобы никто не видел моего лица. И спускаюсь в приемную. Подхожу к уже знакомой даме.